Иконопись как искусство

Одним из современных художников, которые развивают иконопись Казахстана, является Андрей Александрович Плетень. Он родился в 1967 году в Алматы. В 1997 году закончил художественно-графический факультет Алматинского Педагогического университета. 

В 25 лет Андрей покрестился и заинтересовался иконописью. Он учился в иконописной мастерской при храме Рождества Христова в г. Алматы. Основателем этой мастерской в 1999 году стал Герман Сергеев – иконописец, закончивший в 1988 году художественно-графический факультет ВГПУ в городе Владимире. В обучении иконописи мастерская ориентировалась на древнерусскую живопись и труды монахини Иулиании. Сначала Андрей подготавливал (левкасил) доски к написанию икон при мастерской, позже стал помогать писать иконы. В 2004 году был рукоположен в диакона, закончив миссионерско-богословский факультет при Алматинском Епархиальном Духовном училище (ныне семинария). При написании работ опирается на иконопись Древней Руси XIV-XV веков (Московскую школу), а также Византийскую и Македонскую школы. На данный момент работает в Вознесенском кафедральном соборе Алматы. В число работ Андрея входят иконы для центрального и благовещенского приделов храма.

О том, какую жизнь должен вести иконописец, я поговорила с диаконом Андреем, и узнала много интересных подробностей. Например, какие ритуалы совершают художники перед тем, как приступить к работе. Каким должен быть тот, кому доверено изображать Творца. Впрочем, не буду забегать вперед. 

- Что представляет собой иконопись как искусство?

- Наверное, надо начать с того, что иконопись вообще многие искусством не считают. Любое слово должно употребляться в каком-то сочетании. Допустим, слово «независимость» - от чего? Или свобода. От чего человек свободен? В христианстве человек считается по-настоящему свободным от греха. Изобразительное искусство копирования должно, на мой взгляд, прославлять Бога. Художник пишет пейзаж, прославляет ту красоту, которую создал Бог. Или искусством копирования пытается передать портрет человека, нанести на холст внешние качества и, если получится, то и внутренние, показать нравственную составляющую, раскрыть эмоциональные стороны. Мы этим восхищаемся. Иконопись, если и можно считать искусством, но не искусством подражания. Есть и другие направления живописи, тоже прекрасные. Например, авангард. Но это не искусство подражания, потому что они не прославляют Творца в этом мире. Конечно, иконопись – это искусство литургическое. Оно, как богослужебный вид искусства, принадлежит и служит церкви. 

Прежде всего, задача иконы – это помощь человеку в молитве. Конечно, икона и какие-то догматические стороны защищает. Есть московский иконописец Александр Солдатов, который утверждает, - и я с ним полностью согласен, - что одно из основных значений иконописи – это свидетельство славы Божией посредством красоты. Конечно, есть у иконы и символический язык. Иконопись развивалась, и люди договорились, что один символ будет значить это, другой – то. То есть это язык, определенный набор символов, который присутствует в иконе, и он очень важен. Но самое, наверное, главное – это свидетельство неземной красоты, которую и должна раскрывать икона. Свидетельство славы Божией посредством красоты. 

- Почему вы решили этим заниматься именно этим, а не, например, настенной живописью?

- Я пишу не только иконы. Я все пишу. Я был и остался художником до и после крещения. И мне хотелось как-то послужить Богу и людям именно своим ремеслом. Поэтому логично было обратиться именно к церковной живописи, к церковному искусству. И когда я вошел в этот мир иконописи, то вдруг увидел, что икона – это же целый мир. Тут и сакральное, и технологии очень интересные. Мы затираем минеральные краски, по сути, камни трем. Краски эти вечные, не выцветают, не выгорают. Тут и техника, и манеры каждого художника, и стиль. Стилей очень много. Мы знаем и византийский, и русский стиль, и каждый из них делится еще на какие-то. Когда я начал все это изучать, углубляться, то понял, что это мое. Мне это интересно.

- Кто были Вашими учителями в иконописи?

- Моим учителем в основном был Герман Сергеев, который приехал в Алматы в 1999 году и здесь принял священный сан. Все иконописцы, которые есть в нашем городе, учились у него. Также моим учителем был и поныне здравствует прекрасный художник Александр Черепанов, муж директора воскресной школы Никольского собора. Наталья Акимовна Хитрина зажгла во мне искру энтузиазмом, присущим только ей. Но в основном это, конечно, Герман Сергеев, который приехал сюда по послушанию, по благословению своего духовника, написал два иконостаса для Рождественского храма Алматы на пересечении улиц Саина – Райымбека. Мы в этом немного поучаствовали. Там трудилась большая группа людей, и практически все после этого стали писать иконы, заниматься росписью.

- Как Вы нашли свою технику письма?

- Вы знаете, я, наверное, не искал технику письма, и у меня ее нет как таковой. Что-то я нашел… У нас есть прекрасный иконописец – Елена Давлетбаева, которая, когда я попытался познакомить ее с одним иконописцем из другого города и показать ей его технику письма, сказала: я так не смогу писать. Я что-то нашла, жила-жила все эти годы, писала вот так, я нащупала что-то… Понимаете, бывает очень сложно объяснить то, что почувствуешь. Но, почувствовав, ты это уже никогда не забудешь, согласны? И вот она говорит: я не смогу писать так, как он. Потому что я пишу так, как пишу я. Я ее понял. Наверное, то же могу сказать и про себя. Не знаю, хорошо ли я пишу. На самом деле, у меня очень многое не получается на 100%. Бывают какие-то заказы, не очень интересные для меня, но которые нужно сделать. И я понимаю, что я не могу сделать его так, чтобы мне понравилось на 100%. Что-то меня устраивает, но в конце концов я отдаю заказ. 

- Что выделяет Ваш стиль иконописи среди других?

- Не мне говорить и судить об этом. Опять же, что-то я нащупал. Как Поль Сезанн говорил, у меня есть свое маленькое видение, которое невозможно объяснить. Вы знаете, художник – очень тонкая профессия. Например, портрет. Или образ. То же самое: чуть-чуть, слегка где-то губку вверх приподнял на одну десятую миллиметра, или меньше человеческого волоса – и уже появляется неуловимая улыбка Моны Лизы, понимаете? И хорошо, если она неуловима. А в иконописи мы стараемся добиться, чтобы лик не имел эмоций в хорошем смысле этого слова. Стремимся к тому, конечно, чтобы он был бесстрастным (от слова «страсть греховная»). Спокойствие должно в ликах присутствовать, звучать простота, которая располагает человека именно к молитве. Это еле уловимые вещи, которые очень сложно объяснить. 

- Какие материалы Вы используете в своих работах?

- Минеральные краски мы в основном используем. Сейчас очень много материалов, конечно. Часовню в Никольском соборе мы расписывали красками немецкой фирмы Keim, которую сейчас выпускают только в Швейцарии и Германии. В России появились аналоги этой краски. Она силикатная, на тот момент, когда расписывали часовню по благословению митрополита Астанайского и Казахстанского Александра, страшно дорогая была, и работа «влетела в копеечку». Но, тем не менее, исполнилась моя мечта. Мне очень хотелось попробовать. Краски очень звучные, звонкие, полностью заменяют в техническом отношении фреску, очень стойкие – и влагостойкие, и адгезия очень хорошая. Минеральные краски используем для иконописи на досках. Также пробуем акрилом писать. Если бывает срочный заказ, нужно кому-то быстро написать икону, то приходится акрилом, потому что он быстро сохнет, не требует олифления. Олифление иконы, бывает, занимает целый день. Сидишь и гоняешь эту олифу, пока она не высохнет. А акрил просто лаком покрыл – и готово. В общем-то, техника та же, а материалы разные. 

- Просили Вы тех святых, иконы которых пишете, о помощи при работе?

- Да. У нас есть правило небольшое. Мы перед написанием какого-то образа читаем тропарь тому или иному святому. Если это праздник, то тропарь – праздник. В нашей мастерской висит молитовка, которую каждый читает, приходя туда. Прочитал, сел за стол и начал работать. Это традиция. 

- Что является самым сложным в работе над иконой?

- Да все. Знаете, бывает очень сложно закончить. Хотя все уже в сотый раз, и все этапы как бы известны… Весь процесс, наверное. Он сложен и прост одновременно, и интересен. В каждой иконе, в каждой новой работе свои сложности. Иногда тупо не хватает профессионализма. Ты понимаешь, что ты – непрофессионал. Ты когда-то думал, что чего-то достиг. А тут – бац, новая работа, и Господь, видимо, какие-то новые задачки дает, и ты понимаешь, что ты ноль. Абсолютный ноль. И все сначала, бывает, с ноля начинаешь каждый раз.

- Насколько важны иконописные каноны? Насколько они строги?

- Законы? Да. Все про этот канон спрашивают. Что такое иконописный, иконографический канон? Канон в переводе с греческого – это правило. Конечно, правило существует. Но это не строгие какие-то рамки. Это, скорее, некая направляющая, некий вектор, который задается иконописцу, чтобы он шел именно по этой дороге. Потому что профессия чувственная, можно очень легко уклониться в какие-то дебри. Человек, допустим, который по-своему, вольно, как его душе захочется, трактует Евангелие, такой человек рождает ересь. Получается не образ, а непонятно что. Тут тоже вариантов очень много. На самом деле для творчества очень много места. У меня друг очень хороший, прекрасный художник Петр Белов, я считаю, один из лучших художников города, он тоже как-то говорит: у вас же все там по шаблонам, - смеется. - Даже вот такой человек, настоящий живописец, он вроде бы видит все, но что-то все-таки мешает человеку понять и принять нашу работу.

- Что должно присутствовать в иконе, чтобы она воспринималась именно иконой, а не просто картиной?

- Много что. Конечно же, опять же, символический язык. В иконе очень много символов. Тут очень много можно говорить. Чтобы просто сформулировать, нужно подумать. Лаконизмом я, наверное, не обладаю. Проще написать. И сказать: вот это икона, а вот это – картина. В картине, видите ли, очень много чувственности. Допустим, взять портрет. Портретист, если он настоящий художник, он передает нравственную составляющую, эмоции человеческие. Мастер эмоционального портрета. А в иконе как раз наоборот. Нужно такую простоту и красоту в то же время, и спокойствие передать в этом лике, чтобы не было вот этих греховных эмоций. Максимально не было. Все равно они бывают. Иконописец все равно с этим борется, бывает, до конца своих дней.

- Какую духовную пользу приносит Вам иконопись?

- Конечно, дисциплинирует очень сильно. Для меня иконопись – это работа, а не хобби, это мое основное занятие. А моим хобби является живопись – пейзажи, портреты, натюрморты… Иконопись организует как-то. Вообще, наверное, иконописец должен стремиться приносить какую-то пользу. Вообще человек для чего живет? Чтобы служить Богу и людям. Иконописец, наверное, служит церкви, чтобы как-то приблизить свое творчество, свое искусство к тому, что было когда-то. Потому что вот раньше, если посмотреть старые иконы, шедевры, - не все, конечно, был и ширпотреб. Но раньше иконопись была на очень высоком уровне. Человек жил циклично. Не было интернета, не было информации такой вот бешеной, как сейчас, и он жил циклично, он понимал, что смена погод, времен года, церковный календарь, праздники – Пасха, Рождество. Годы уменьшаются, ему надо что-то делать с этим, и он делал действительно, и иконописец так же. И выдавал прекрасные произведения церковного искусства. Наверное, сейчас нужно стремиться к этому, а не получать какую-то духовную пользу, - заключил мой собеседник.

Беседа с диаконом Андреем оставила о себе незабываемые впечатления. На душе сразу стало спокойно и как-то благостно. Особенно после посещения расписанной им часовни. Здесь все проникнуто неземной любовью – и к Богу, и к своей работе, и к людям. 

Как придёте в Никольский собор – обязательно загляните. Посмотрите на образа, выпейте святой воды. В век цифровизации здание собора может стать убежищем от натиска информации и для души, и для разума.

По материалам АПН -  dknews.kz