Алма-Ата и Алматы. Память сердца

Вот как интересно складывается жизнь. Прошлое перекликается с современностью, в каких-то своих местах чуть ли не стопроцентно повторяя историю. А поиск одной информации неожиданно приводит к совершенно иному результату. 

… Читала я как-то про Ивана Билибина, русского художника (я очень, очень люблю его иллюстрации к сказкам и открытки), который бежал от гражданской войны в феврале 1920 года в Египет.  Английские власти, под протекторатом которых находился в те годы Египет, поместили беженцев в лагерь в Тель-эль-Кебире. Листая документы и разглядывая фотографии с изображением вынужденных переселенцев, я наткнулась на информацию о совсем другом человеке, предке нашего земляка, алматинца.

Но начну с самого начала. С революции.  

В 20-е годы прошлого века многие жители бывшей российской империи бежали от разрухи и гражданской войны.  Большинство беженцев стремились в Европу и Америку. Но были и те, кто волею судьбы попал в экзотические страны, такие как Аргентина, Китай, Парагвай. И в Египет в том числе. 

Вот такие цифры: в 1919-1920 годах в Египет прибыли примерно четыре тысячи беженцев из Красной России. Жизнь на чужбине для них начиналась в пустыне на полпути между Каиром и Исмаилией.

«Вокруг — голая песчаная бесконечная равнина. Над головой — африканское палящее солнце. Городок палаток окружен колючей проволокой, кругом индусские часовые… По ночам шакалы… В лагере мы застали несколько сот человек совершенно нищего и в большинстве случаев нравственно деморализованного русского офицерства. Половину составляли раненые и сыпнотифозные», - писала про лагерь дочь писателя Чирикова Валентина, знакомая Билибина. 

В 1920 г. лагерь закрыли, а беженцы разъехались кто куда. В основном, в Болгарию и Сербию. Но уехали не все, некоторые из них нашли последний приют в египетской пустыне… 

И вот на одной из старых фотографий я увидела людей рядом с могилой. И подпись «Лагерь Тель-Аль-Кебир (Египет). Камышинский купец А.И. Альтухов с дочерьми и знакомыми на могиле супруги А.И. Альтуховой».  

За деталями я отправилась в интернет. И на краеведческом сайте города Камышина (Волгоградская область, Россия) нашла много интересного про семью Альтуховых. Люди они были очень известные в Поволжье. И сейчас имена купцов Альтуховых там помнятся как символы богатства и благополучия. «Поднялась» купеческая семья на дегте. Начинал бизнес Илья Альтухов, продолжили сыновья Павел, Александр, Михаил и Иван. К началу двадцатого века семейство имело уже несколько магазинов, торговали тканями, сельхозинвентарем, оружием, посудой, галантерейными товарами. Было и свое производство – изготавливали плуги, продавали по 35 рублей. Открыли электро-театр (наверное, кинотеатр?) «Зеркало жизни». А потом все рухнуло. 

Про других Альтуховых не знаю, не искала. А старший сын семейства Александр Ильич с женой и детьми после революции оказался в Египте.  Под материалами краеведа Леонида Смелова неожиданно увидела комментарий правнучки Александра Ильича Екатерины Солнцевой. Она сейчас живет в Софии, работает редактором на Факультете славянских филологий Софийского университета. Хорошо, что я всегда читаю комментарии, там можно увидеть много интересного… 

Ее бабушке, Лидии Альтуховой, было 17 лет в 1917 году. 

«Она была младшей из четырех сестер - Анны, Марии, Екатерины. На их глазах ночью большевики расстреляли их четырех братьев без суда и закопали в яму перед их домом. От ужаса пережитого они в ночных рубашках добежали до лодки и вместе со своими родителями по Волге доплыли до Одессы, где пересели на корабль Красного креста и вместе с остальными беженцами доплыли до Египта», - пишет Екатерина.

В Александрии беженцев поселили в палаточном лагере. Жара, болезни, нехватка еды… Их родители – Александр и Александра – умерли в лагере от тифа. А девушки выжили: на фото обритые налысо четыре барышни в белых платьях - они. Получили нансеновские паспорта и через Константинополь прибыли в Болгарию. «Нансеновскими», кстати, паспорта называли потому, что документ был разработан ученым и полярным исследователем Фритьофом Нансеном, комиссаром Лиги Наций по делам беженцев. Этот международный документ удостоверял личность держателя. Впервые начал выдаваться Лигой Наций для беженцев без гражданства в 1922 году.

История, описанная Катериной, длинная и печальная. Я ее читала, поражаясь стойкости духа молодых девушек, волею судьбы попавших в такой переплет. И вдруг:

«В 1956 году с первой волной репатриантов Мария Альтухова (по мужу Гринкевич) вместе с мужем и сыном решили вернуться на родину. Но каково было их разочарование, когда вагоны поезда были завязаны металлическими цепями и, вместо Камышина, их привезли на целину в Казахстан. Мария Альтухова не могла этого пережить и скончалась. А мой дядя Николай Гринкевич имел голос, как у Шаляпина, и, благодаря этому, перебрался в столицу и стал завлитом оперного театра в Алма-Ате. Стал членом союза журналистов и написал книгу «Строки, судьбы имена» изд. «Онер». Кроме этого, он был коллекционером русской старины. У него на дому была уникальная коллекция книг, икон, медалей и других уникальных предметов русской старины, которую ему удалось собрать во время поездок оперного театра на гастроли в разные города. К сожалению, он скончался 23 февраля 1985 года».

Как потом оказалось, есть в этом неточности – Мария Александровна, хоть и расстроилась сильно, что не попала на родную Волгу, но жила потом долго и счастливо. Да и с датой смерти Николая Николаевича Гринкевича племянница тоже немного напутала – умер он в 1992 году. Но это все я узнала позже. 

А тогда меня на время почти перестали интересовать подробности жизни художника Билибина. И я стала разыскивать алматинских потомков Николая Николаевича Гринкевича и Марии Александровны Альтуховой. 

Это оказалось несложно, Алматы - город маленький. Позвонила знакомым в Национальный театр оперы и балета – там подтвердили, что Николай Гринкевич действительно там работал - был солистом театра, а потом завлитом. Правда, среди сотрудников театра уже нет тех, кто был знаком с ним лично... Но зато в театре мне рассказали, что у Николая Гринкевича был сын.

Его я нашла еще быстрее, минут за десять. Позвонила. Договорилась о встрече. И оказалось, что хоть лично мы с Николаем Гринкевичем-сыном знакомы не были, но видела и слышала я его много раз на службах в Вознесенском соборе. Он протодьякон. И у него потрясающий голос!

Николай Николаевич (вот такая семейная традиция – мужчины в этом роду Николаи) подготовил старые фото отца, журнал с его статьей, диски с программами, где он участвовал. Разговаривали мы часа три – поразительная история жизни целой семьи, удивительные приключения… 

«Отец мой 1926 года рождения был, то есть в феврале этого года ему бы исполнилось 96 лет. Он родился в Софии, его крестным был Георгий Иванович Шавельский, последний протопресвитер русской армии. Выдающейся церковный деятель, он внес огромный вклад в становление военного и морского духовенства в дореволюционный период. Потрясающая личность, интересная, он был одним из кандидатов на патриарший престол, но он отказался. И вот дома у нас хранится его крест… 

 Сын белых эмигрантов, что это значило в те времена? Его отец, мой дед - офицер царской армии. А мама – из Альтуховых, ее отец был одним из богатейших купцов на Волге, хотя прапрадед был всего лишь волжский ямщик, но смог развернуться до огромных масштабов. Моя бабушка закончила Саратовскую консерваторию, была очень хорошей пианисткой. Отец рассказывал, что в семье всегда помнили о родных людях и о родных местах, очень скучали по Волге. Любовь к Родине ему была привита с самого детства».

В Софии Гринкевичи жили очень бедно, скромно. Родители работали - отец знал латинский, греческий, а Мария Александровна давала уроки музыки, преподавала. Впрочем, преподавала она и потом – в Алма-Ате.  А Николай учился. 

«Три года он был студентом Софийской академии художеств. Потом перешел в Софийский университет на исторический факультет, мечтал быть археологом. Проучился несколько лет, бросил, и в конце концов поступил в софийскую консерваторию. Закончил ее, был принят в Софийскую оперу -один из лучших мировых театров. Он не любил петь, как это ни странно. Но артист он был потрясающий. Выступал. А потом в 50-х годах, после смерти Сталина, решила семья ехать на родину, на Волгу. Но попали в Казахстан. Дело было зимой, поезд остановился на какой-то станции под Семипалатинском. Страшный мороз, всех высадили, сказали – дальше не идет, делайте что хотите», - это из семейных воспоминаний.

Но Николай Гринкевич (старший) был человеком деятельным и даже предприимчивым. Выяснил, как добраться до столицы Казахстана, а тогда ею был город Алма-Ата, и отправился туда. Нашел там оперный театр, прошел прослушивание. И его сразу же взяли в солисты. 

Алма-Ата 1950-60-х – место особенное. Все, кто здесь жил или просто бывал в те годы, отмечали своеобразное очарование и красоту столицы Казахстана, особую атмосферу, царившую в обществе. Раскинувшийся у подножия гор, зеленый, воздушный, с журчащими арыками, город притягивал сюда как магнитом людей интересных, творческих.  Ученые, поэты, писатели, артисты… 

«Оперный театр – это было место интересных встреч с интересными людьми. На старых фотографиях отец стоит с Куляш Байсеитовой, они дружески общались. Тесное общение и по работе, и дружеское было у него с художником Сергеем Калмыковым. Свои работы Калмыков, даже если дарил, то обычно не подписывал, а отцу подписал: «уважаемому другу Николаю». К нам приезжал Александр Николаевич Вертинский - сколько вечеров вместе провели! Им было, что вспомнить, были общие темы, общие знакомые. 

Он обожал цирк, как это ни странно. Был влюблен в цирковую жизнь, в цирковые представления. В те годы каждые несколько месяцев в Алма-Ату приезжали цирковые коллективы, и он ходил на спектакли. Был очень дружен с Дуровой Терезой Васильевной, дрессировщицей слонов. Она - из всемирно известной цирковой династии Дуровых и сама известная артистка. А с клоуном Олегом Поповым у них были общие интересы. Олег Константинович же занимался галеристикой, а отец входил в десятку лучших галеристов Советского Союза». - Николай называет множество известнейших людей того времени. Да и сейчас их имена не забыты…

В то время, как и сейчас, впрочем, все люди искусства в городе друг друга знали. А поход в театр, кино, на выставку был праздником! Женщины шили себе новые наряды, делали прически, мужчины доставали из шкафов костюмы… Приходили в театр не за пять минут до спектакля, а за час. Гуляли по фойе, заходили в театральное кафе. А там – шампанское, бутербродики с красной рыбой, икрой, сервелатом… Встречались с прекрасным и с друзьями, обсуждали новости литературы и культуры… Николая-младшего тоже с собой брали на такие мероприятия. Тогда было принято ходить в гости и приглашать к себе гостей, и он хорошо помнит и атмосферу творчества, царящую в таких компаниях. Друзей отца, друзей семьи тоже помнит очень хорошо. Да и как их забыть? Очень известные люди... 

«У отца было тесное общение с художником Ильей Глазуновым. Он у нас часто в гостях был, сохранились фотографии. Дружен был отец и с Гульфайрус Исмаиловой – по театру и в жизни. И с супругом ее Евгением Сидоркиным они дружили. А Булат Аюханов написал вступительное слово к книге отца об Айседоре Дункан. В нашем доме бывали писатели Николай Раевский и Иван Шухов. С внуками Ивана Петровича, кстати, я учился в школе… Отец очень любил театральные эскизы, и дома их было огромное количество. Был дружен с местными театральными художниками - Владимиром Колоденко, Иваном Корогодиным, Владимиром Семизоровым, с энтомологом Мариковским дружил, с ученым и писателем Максимом Зверевым. Знакомых и друзей у него было много, и не только среди знаменитых, известных людей. Отец был очень простой в общении. Он был на равных с обычным человеком. Мог выпить с работягой, посидеть, пообщаться…», - вспоминает Николай.

Коллекции Гринкевича – а у него были уникальные книги, произведения живописи, подлинные автографы и фотографии известных людей, литье из чугуна и бронзы, ордена и медали – начинались в юности, шли от увлечения археологией, историей, живописью, музыкой, литературой. Способствовали коллекционированию и его многочисленные профессии – как оперный певец, журналист, писатель он в своей работе постоянно сталкивался с уникальными людьми и событиями, отображал эти встречи в своем творчестве. Характер у него был энергичный, свободолюбивый. Человек он был талантливый и ярко проявлял себя во всех областях деятельности. 

«Он зажигался к чему-то очень, а потом быстро остывал. Но неослабевающая его страсть была книги. Был знаток русской истории. Снимал телевизионные передачи о Пушкине, о Кутузове, о Шаляпине. А еще отец был пушкинистом, наверное, одним из ведущих в Союзе. Я перебирал его библиотеку – все, что выходило о Пушкине в СССР, у него есть. По его инициативе к 200-летию поэта в Алматы был поставлен памятник Пушкину», - отмечает Николай.

Как журналист Николай Николаевич сотрудничал с разными СМИ – с «Вечеркой», с «Простором». Очень любил оперативную работу: утром интервью, вечером готовая статья. Маленький Николай везде ходил с отцом – в его детстве не было детского садика. Зато были редакции газет, музеи, галереи. И оперный театр. 

«Он пел какой-то спектакль с воспалением легких. И у него прямо на сцене произошло кровоизлияние в голосовые связки, и он потерял голос. Потом все восстановилось, но он какое-то время не пел. Но он был талантливым человеком, очень способным, и он стал заниматься другими делами. Он был режиссером оперного театра, занимался режиссурой концертов - правительственных, к юбилею Ленина, 1 мая, 8 марта. На протяжении многих лет, 60-70-е годы, писал сценарии новогодних елок в оперном театре. Был основателем в Казахстане детского музыкального театра. Режиссировал детские оперные постановки. Там и взрослые солисты были, с оркестром. Театр пользовался успехом, правда, просуществовал недолго. Находился театр в Доме культуры АРЗ-2, это на ул. Гоголя-Ауэзова. Ну и всегда занимался журналистикой, с молодости писал. И даже издавался за рубежом, в Париже. О нем писали - как об оперном певце. Потом вернулся в театр на должность заведующего литературной частью, отвечал за организацию: афиши, программки и встречи», - рассказывает Николай. 

Жила семья в так называемом Доме артистов на Жамбыла, 98. Там жили, а некоторые и до сих пор живут, многие деятели искусств Казахстана. Дверь в дверь – квартира кинорежиссера Ефим Ефимовича Арона, на доме есть мемориальная доска. В соседях – сотрудники Казахконцерта, артисты балета, художники, актеры… 

«Аравины там жили, Евгений Попов, Геннадий Балаев... Дом жил в своем ритме - днем тихо, все отсыпаются, жизнь начиналась вечером. Очень скучаю. Пару раз заезжал: погуляю по двору, посижу на скамеечке, всплакну. Много воспоминаний. Много праздников, которые отмечали все вместе. И даже религиозные праздновали всем двором – Пасха, Рождество. Все, неважно – русский, казах – яйца красили, пекли куличи… А когда еще дедушка был жив, праздновали День Николая, 19 декабря. У нас три Николая было – дед, отец и я. А когда я стал студентом консерватории, пошел петь в церковный хор в Никольский храм, он неподалеку от нашего дома был. И вот уже 30 лет, как я выбрал свой путь. Сейчас я протодиакон». 

Страсти к коллекционированию Николай у отца не перенял, но к собранным отцом артефактам относится с любовью и уважением – о каждой картине на стене, о каждой книге, фотографии может рассказать целую историю. У него сохранились статьи Николая Николаевича, его книги. Одну из них – «Строки, имена, судьбы» он мне подарил. 

И там, в предисловии к сборнику, прочитала, что коллекция Гринкевича была не просто набором ценных вещей, а служила искусству. 

«Позвольте выразить Вам искреннюю благодарность за помощь в постановке юбилейного спектакля! Ваша замечательная коллекция и знание эпохи помогли мне достоверно изобразить ряд эпизодов, форму одежды, ордена, знаки отличия, ритуал и многое другое», - так в книге отзывов коллекционера написал режиссер театра им. Лермонтова Евгений Диордиев.  

Впрочем, были и другие спектакли, в которых Гринкевич выступал консультантом – музыкальные, исторические, на военную тему. 

Экспонатами из коллекции Гринкевича были оформлены и некоторые сцены фильма «Курмангазы». 

Книгу я прочитала буквально за пару часов. Это документальная книга, книга-исследование. Книга необыкновенная – своеобразное путешествие в мир интересных людей и интересных вещей. Она во многом биографическая, во многом – историческая. В ней – про жизнь, такую, какую знал, видел, любил Николай Николаевич Гринкевич. И про людей, которых встречал в своей жизни. 

Вот такая память сердца в переплете, выраженная ярко, образно, талантливо.

Она и сейчас актуальна, увлекает как авантюрный роман. Есть там и про Шаляпина, и про Чуковского; про уникальные книжные находки и про автографы. Про Амре Кашаубева и про Булгакова. И как здорово, что ее и сейчас можно найти, правда, не в бумажном переплете, а онлайн. Бумажная книга – уже редкость, библиографическая ценность. 

Самое ценное в ней – написана она человеком незаурядным, талантливым, умным. И был этот человек нашим земляком.