Таиланд – страна зеленого и синего фона. На котором так сочно и празднично выделяются красно-желтые ваты-монастыри и золотые статуи будд. А еще – охристые проселки. И вызывающе-сочные раскрашенные гондолы лодочников. И апельсиновые «домики духов». И монахи в канареечных тогах. Мир тут делится на сине-зеленый, нормальный, и огненно-насыщенный – паранормальный. При этом палитра природы редко перемешивается с палитрой культуры. Аютия же, подернутая патиной времени и обесцвеченная энтропийным разложением – где-то посередине. Культура в ней еще не умерла, а природа еще не приняла ее руины на свой баланс.
Волна Времени
...Солнце уже встало над головой стоймя. Как разъяренная кобра. И каждый пройденный шаг может считаться за два. А то и за три. Тропики есть тропики. Вспомнился голландский «парусный мастер» Ян Стрейс, благодаря которому, быть может, я и попал сюда: «В Аютии есть улицы, которые едва можно пройти в течение трех часов…»
Сам Стрейс побывал тут в 1650 году, когда ходить по этим улицам было не в пример интереснее. Перед последним бирманским погромом в столице Сиама толклись почти миллион жителей.
Но когда современный райцентр начинает окончательно растворяться среди полуразрушенных стен и башен старой Аютии – тропическая ярь солнца отодвигается на второй план. И пешеходный статус-кво восстанавливается. Шаг – за шаг. Против времени.
Наверное, если смотреть сверху, то все это напоминает гигантскую волну из Прошлого, которая захлестывает современный город вынесенными откуда-то из темных пучин Времени потоками памяти. Но и отсюда, снизу, видно, как старое теснит новое и как прошлое причудливо вплетается в будущее.
Однако скоро новая Аюттхая полностью уступает пространство старой Аютии. Огромное поле занято одними лишь величавыми руинами и раскидистыми деревьями, между которыми растерянно бродят «неорганизованные» западные туристы.
Обломанные шпили чеди (островерхих тайских ступ), обнаженные там и тут красные кирпичи старинной кладки, обезглавленные статуи будд, мостики, застывшие над каналами, в которых уже несколько столетий нет воды, какая-то приглушенная кладбищенская тишина…
Как всегда, при виде былого великолепия, на меня накатывает поток какой-то вселенской печали. Вспоминается история, когда бирманцы, захватив этот богатый (очень богатый!) город, превратили храмы в плавильные печи – в них плавилось золото, содранное со стоящих повсюду кумиров. Если верить, что в поверженной Аютие насчитывалось 400 храмов, а ежегодный доход королей исчислялся 20 тоннами золота, то можно без труда разглядеть и сотни костров, отражавшихся в жадных глазах завоевателей, и тысячи слонов, тяжело бредущих под тяжестью награбленных сокровищ, и… Это была славная охота, достойная человеческой природы!
Поверженные Будды
Больше всего в руинах мертвой Аютии поражают статуи Будды. Когда-то занимавшие центры алтарей в монастырских храмах, покрытые золотом и окруженные глубоким почтением коленопреклоненных паломников, ныне они, обезображенные людьми и опаленные временем, неожиданно попадаются в развалинах то тут, то там. Эти статуи – яркое свидетельство эпохи традиционных войн, которые велись не только на уровне грубо-материальном, но и в тонкой области практической магии. Когда супостатам важно было не только уничтожить военную мощь вражеской армии, но и разрушить его сакральную защиту.
Несмотря ни на что, эти поверженные кумиры, которые два с половиной века назад утратили свой первозданный облик и вместо богатых вихар оказались под открытым небом среди развалин, сохранили свою священную власть над тайцами. Наследники древнего Сиама продолжают приходить и поклоняться обезображенным статуям. Возжигая благовония, жертвуя лотосы и облачая обугленные тела в новые монашеские одеяния.
Больше всего меня лично поразил 28-метровый «Лежащий Будда» – все что осталось от вата Локая Сутха. Он немного меньше своего более позднего аналога в Бангкоке, в монастыре По (тот вытянулся по узкой вихаре в длину аж на 45 метров!). Но статуя уходящего в нирвану Учителя тут, под открытым небом, украшенная одной только желтой тогой, уже как бы наполовину превратившаяся в скалу – куда больше соответствует торжественной обреченности изображаемого момента – отходу в вечность от всех земных страданий (и радостей).
Тут как-то особенно остро и явно звучит главная сентенция всего Учения о бренности бытия, от которого единственное спасение – растворение в этой самой Вечности. Перед залитым солнцем Буддой-скалой проходит дорога, стрекочут мотоциклы, суетятся лавочники, торгующие его уменьшенными изображениями, селфятся туристы, снуют паломники. Ему продолжают поклоняться, несмотря на то что он уже почти растворился в окружающей природе.
Бренность бытия в натуральном виде
Постоянно общаться с потусторонним и обращаться к сверхъестественному – в природе тайцев. Вся страна усеяна монастырями, храмами, алтарями, священными статуями и бесчисленными «домиками духов-пхи». В любом обиталище, любой лавке, да что там – в каждом автомобиле и тук-туке, обязательно есть место для божества. И, что важно, все эти точки сопричастности с высшими силами, сегодня, в век всеразрушающего интернета и упорного проникновения во все более дальние закоулки космоса, современные тайцы во многом по-прежнему работают и живут той же жизнью, что и во времена падения Аютии. Это – любовь. Настоящая, не задающаяся глупыми вопросами – «за что?» и «почему?».
А то, что божественная защита не уберегла Аютию от алчного нахрапа бирманцев – не вина Будды, тем более воплощенного в статуях. Хотя бы потому, что наступавшие бирманцы молили о победе его же. И к ним он в тот момент оказался благосклонней.
А обезображенные статуи… Статуи созданы людьми.
Старые войны, кстати, велись тут еще и для того, чтобы свергать кумиров врагов. Считалось, что внутри вражеских статуй содержится огромная энергия, способствующая созиданию, успехам и защите городов, войск и царств. Так что – ничего личного в действиях бирманцев в Аютии не было.
Сами тайцы, когда воевали, например, с королевствами лао, вели себя точно так же. Недаром, в захваченном ими Вьентьяне также не сохранилось ни древних монастырей, ни старинных статуй. Маленькие реликвии противника становились военными трофеями и начинали работать на победителей. А огромные многотонные статуи и пагоды часто сознательно портились и специально «лишались сил» на месте.
Земля руин
...Но времена меняются, как и нравы. Сакральные войны с их шахматными битвами стали достоянием прошлого. Разбросанные камни вновь собираются воедино, в очередной раз, дабы проигнорировать законы навязанной космосом энтропии.
В 1956 году, с помощью тех же бирманцев, на руинах Аютии, над сиротливо-бездомной 12-метровой статуей Пхра Монгкон Бопит (возрастом почти 500 лет) была вновь воздвигнута величественная вихара. А чуть позже сам кумир обрел свой обычный блеск, приняв новую облицовку из чистого золота.
Затепленный и оживленный храм вновь осенил маленький кусочек мертвой территории…
...То, что наша планета вообще-то переполнена руинами разрушенных городов, подобных Аютие, говорит само за себя. Всю свою историю человечество с мазохистским азартом занимается тем, что пытается уничтожить самое себя. Преуспеет? Будем надеяться, что... Не в наше время! О чем-то таком мне и думалось в полупустом вагоне обратного поезда, вкатывавшегося по бананово-зеленым сумеркам в бурлящее чрево Большого Бангкока...
Андрей Михайлов-Заилийский. Писатель, автор дилогии «К западу от Востока. К востоку от Запада» и географического романа «Казахстан»
Фото автора
