Аверкий Белов: «Счастье есть, но его нужно очистить от примесей»

Пандемия коронавируса, которая заперла нас в своих квартирах, помогла, как ни странно, реализации творческих способностей людей. Внезапно появилось время сосредоточиться на своих внутренних ресурсах. Одни стали писать книги, другие – рецензии на литературные и кинопроизведения. А чаще всего - писать стихи. В социальных сетях стихосложением не занимается только ленивый. Насколько обширна аудитория читателей – вопрос второстепенный. Но, коль скоро звезды зажигаются, значит, это кому-то нужно.  

Знакомые рассказали о том, что многие православные священники давно увлекаются стихосложением. Мне стало интересно, что может вдохновить на сочинение стихов человека, ведущего особенный образ жизни - например, монаха? Какие чувства возникают в его душе, чтобы подобрать точные слова, сложить их в гармоничные строчки и рифмы? Что влияет на способность писать стихи и что можно считать лучшими образцами поэзии?

Мнением поделился Аверкий Белов, настоятель храма Казанской иконы Божией Матери села Коктал. В свободное время он пишет стихи, считая это продолжением своего служения. 

- Как Вы считаете, поэтом можно стать? Действительно ли поэт несет в себе «искру Божью», или любого человека можно научить писать стихи?

- Термин «поэт» довольно широкий. Я читал, что слово, которым называют Бога как Творца, может быть синонимом слова «поэт». Первым поэтом, конечно, является сам Господь, который создал законы языковые и музыкальные, пропорций и цветов. Несомненно, каждый человек, который занимается музыкой, архитектурой, поэзией, прежде всего у Бога учится.

Наверное, термин «поэт» нуждается в каком-то прилагательном. Способность писать стихи есть у многих. Для кого-то это может быть заработком. А быть поэтом с приставкой «настоящий», хорошим или таким, который несет что-то вечное, - это, конечно, дар Божий. Это призвание, про эту искру много говорится. Если человек к чему-то призван, то это призвание очень сильное. От него трудно отказаться. Это как некая волна, которая подталкивает человека к призванию. Эта волна, этот призыв есть не у всех. Если этого нет, то лучше отказаться.

- Ваши родители были творческими людьми?

- Да. Прежде всего, мама была очень творческим человеком, всю жизнь проработала в консерватории, была искусствоведом, музыковедом. Мама еще в студенческие годы писала музыкальные произведения, изучала мировую культуру. В консерватории преподавала теорию музыки, сольфеджио. Мама говорила о законах музыки – мистических, таинственных и духовных, изучала ее с точки зрения философии, религии, математики, гармонии. Мама очень рано убеждала меня учить стихи наизусть, и многие из них я знал раньше, чем научился читать. Еще до того, как стал ходить в школу, я знал наизусть первую главу «Евгения Онегина». Потом она стала очень верующим человеком, около 25 лет была редактором журнала «Православие». 

Папа у меня спортсмен и очень общительный человек. Он очень коммуникабельный, веселый. У него можно было научиться таланту общения, беседы.

Еще я много проводил времени с бабушкой и дедушкой. Дедушка у меня военный. Бабушка пела мне песни – старые русские, украинские, советские. Большую часть времени мы проводили в горах, на даче, что тоже, я думаю, очень сильно влияло на какое-то иное восприятие мира.

- Как Вы считаете, могут ли отец с матерью воспитать в ребёнке любовь к поэзии?

- Безусловно. Здесь нужно говорить в более широком смысле – любовь к искусству. К хорошей музыке, к хорошей поэзии. Ведь поэзия бывает разная. Мы знаем, что поэзия бывает и разрушительная. Даже если родители не стремятся к тому, чтобы ребенок стал писателем, поэтом или музыкантом, все равно нужно приучить его к хорошей поэзии, музыке, изобразительному искусству, к пониманию театра и кинематографа. Это нужно, чтобы ребенок не запутался в этом мире, потому что однажды на него может обрушиться все фальшивое – дешевые, пошлые и неправильные музыка и стихи. Значит, будет хорошо заранее создать в нем противоядие против всего неправильного. 

Кроме того, это довольно тесно сочетается с религиозностью, потому что многие святые писали стихи. Многие церковные песнопения, псалмы – это тоже стихотворные произведения. Поэзия и религия вообще очень близки между собой. 

- Согласно известному высказыванию, «Пушкин – наше всё». А кто из поэтов для Вас — «всё»?

- Начнем с того, что это высказывание не бесспорное. Это такая гипербола. Каждый человек понимает, что есть множество оговорок. Всем для человека может быть только Бог. Пушкин, несомненно, является создателем разных жанров, ритмов, форм, он очень многое дал для поэтов. Можно сказать, что для человека пишущего, для поэта знакомство с Пушкиным необходимо. 

Я не считаю эту формулу идеальной. Исходя из этого, я бы не мог выделить отдельно какого-то поэта, который бы оказал на меня влияние. Есть еще один тонкий момент, связанный с поэзией: человек усваивает не только литературные произведения какого-то автора, но и его образ жизни, облик, мировоззрение. Вот это очень важно! К каждому поэту есть какие-то претензии в отношении порядочности, нравственности, семейной жизни. Не со всеми можно согласиться. Я думаю, что, несомненно, поэтом является святой царь, пророк Давид, что псалмы – это непревзойденный образец поэзии. Мне, конечно, хотелось бы, чтобы моими учителями, наставниками были, прежде всего церковные поэты. Их довольно много. Например, Семен Новобогослов и другие. Но, когда я учился в школе, не был знаком с духовными поэтами. 

Самый первый из поэтов, кто на меня повлиял, - Сергей Есенин. Я в свое время купил в «Букинисте» полное собрание сочинений и почти все перечитал. Есенина я читал, наверное, больше всех. И по школьной программе – Александра Блока. 

После Есенина мне очень нравились песни Высоцкого. Кстати, мы Высоцкого больше воспринимаем как барда, но его поэтическому творчеству очень высокую оценку дал лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский. Он считал, что Высоцкий на голову выше всех своих современников – Евтушенко, Вознесенского, Рождественского. Что у Высоцкого очень много творчества, новаторства, неожиданных рифм, ритмов, идей. Я тоже очень много слушал Высоцкого. Чуть позже – Визбора, Бродского, Пастернака. Интересно, что у меня с каждым из поэтов есть моменты, которые вызывают восхищение, и моменты, с которыми я не согласен. 

- Как Вы поняли, что хотите выражать себя именно в стихах?

- Наверное, в школьные годы. Под влиянием, когда человек читает о героях, необычных людях, он подражает, допустим, летчикам, космонавтам, воинам. У меня как-то вот эти тяготения тоже были, я стремился к чему-то героическому. А читая и слушая стихи, мне хотелось как-то им подражать, выразить свое состояние. Но я не делал какого-то продуманного действия, не говорил, что с завтрашнего дня буду писать стихи. Все сложилось само собой. 

У меня есть два эпизода из школьных лет. Я уже год или полтора писал стихи, и это было так интересно. И я предпринял два очень дерзких поступка - написал в стихах два сочинения – одно по Пушкину, другое – по Грибоедову. Мы по «Евгению Онегину» тогда писали сочинение, и я очень постарался, написал стихотворение онегинской строфой, не меньше десяти четверостиший. Нашей учительнице Алле Эдуардовне Усачёвой это понравилось, она хорошо это оценила, но сейчас, - смеется поэт, - я бы уже на это не решился. Сложно будет подобрать пушкинские рифмы и ритмы. Когда проходили «Горе от ума» Грибоедова, я тоже решил написать сочинение. Но получилось не столько сочинение, сколько продолжение тем же размером, что писал Грибоедов. Попытался описать судьбу Чацкого, но это уже учительнице не понравилось. Она сказала, чтобы я написал обычное сочинение, что задача школьного курса – понимать произведение, а не продолжать его. 

- Приходилось ли Вам переживать творческий кризис? И если да, то как справлялись? 

- Было такое. Творческий кризис связан с обычным унынием. Когда в жизни что-то происходит, чего не можешь понять, с чем не можешь согласиться, тогда наступает кризис. Но я так скажу: эти периоды были непродолжительные, максимум три месяца, и были неразрывно связаны.

Когда у меня возникает несогласие с самим собой - совершаю жизненные ошибки, мучаюсь, переживаю, то это, конечно, влияет. Я заметил интересную особенность: иногда для стихотворения нужно умиротворенное состояние. Успокоиться, почувствовать красоту, гармонию. Иногда бывает наоборот. Стихи являются попыткой вырваться из кризиса. Когда тебе тяжело, ты пытаешься об этом написать, и чувствуешь в этом выход. Я слышал от одного иконописца, что лучшие иконы у него получались, когда не было покоя на душе. Он метался, мучился от чего-то, и иконы получались лучше тех, которые были написаны в умиротворенном состоянии. 

- Есть ли какая-то определенная цель у Вашего творчества? Результат, которого хотите добиться.

- Вначале я никакой цели не ставил. Я воспринимаю стихосложение как продолжение своего священнического служения. Думаю, что это определенная форма проповеди или попытка разобраться в себе. Воспринимаю это как послание к людям. 

Существуют литераторы, поэты, которые не особенно заботятся, чтобы их стихи кто-то прочитал. Для меня важно какое-то воздействие. Я при стихосложении нашел очень много друзей и единомышленников. Понимаю, что эти стихи должны быть во славу Божию, чтобы люди пришли к какому-то раскаянию. Такая задача есть – чтобы стихи действовали так же, как и проповеди. Говорили о Боге, о красоте мира, Богом созданного, говорили о благодати Божией, о чем-то святом. А литературной цели я перед собой не ставлю. Думаю, даже светские поэты не ставят себе цель войти в русскую литературу. Большая их часть бескорыстная, они ставят себе цель делать мир лучше, принести гармонию и в себя, и в других.  

- Как идет процесс творческого роста в поэзии?

- Вначале для меня это были поздравления к церковным праздникам. Мне хотелось не посылать какие-то примитивные открыточки, а написать о светлом событии и разослать по телефону. Моя задача была, чтобы там были ритм, рифма, какая-то хорошая мысль, не было грубых грамматических ошибок. Сочинил, распечатал, или на телефоне набрал и отослал. 

Я думаю, что для творческого роста, прежде всего, необходимо присутствие критики. Есть люди очень разные – некоторые критического склада. Да, еще долгое время я смущался: нужно ли кому-то это поэтическое творчество? Не ведет ли оно меня не в ту сторону? 

У меня в 2012 году накопилось определенное количество стихов на сборник, который вышел в 2014-ом. До этого года у меня было очень много стихов, которые хотелось издать, и я спросил у своего духовника, архимандрита Наума из Троицко-Сергиевой лавры, стоит ли мне это делать. Он сказал, что издавать можно, но нужно их все время выверять, и для этого требуется давать их людям, которые разбираются в поэзии. 

Этот совет отца Наума я воспринял, и стал раздавать стихи людям, которые разбираются в поэзии, чтобы они высказали критические замечания. В какой-то момент я понял, что стихи нужно дорабатывать. Классические поэты годами работали над своими произведениями. У Пушкина стих написан, например, в 1820 году, а вышел он в 1830-ом. То есть окончательная правка заняла десять лет. Я идею, которую мне предложил отец Наум, принял за основу. Стихи надо дорабатывать, перерабатывать. И я смотрю на них глазами этой женщины, которая, я знаю, придерется ко всему, и пытаюсь к себе тоже придираться. Мне кажется, критика совершенно необходима в любой профессии. 

- Как Ваш образ жизни помогает творчеству?

- Мой образ жизни состоит из того, что я служу священником в селе Коктал и преподаю на вечерних богословских курсах в Алматинской семинарии. Мне постоянно приходится иметь дело со словом, если бы даже я не писал стихи. Моя жизнь находится в словесном поле. Я читаю молитвы, лекции, читал книги, когда учился в семинарии и академии. Мне со словом приходится сталкиваться постоянно. Поэтому стихи являются неким органическим продолжением моей работы со словом. 

При Советском Союзе были поэты-любители, которые, работая, например, на заводе слесарем, в свободное время писали стихи. Когда пишут стихи журналисты или актеры, то выходит более естественно, потому что эти люди постоянно сталкиваются со словом, оно является их инструментом в профессии. Еще помогает то, что наш Коктал находится в невероятно красивом природном месте, так же, как и Алматы. И соприкосновение с природой, продолжающееся с детства, тоже дает вдохновение. 

Если мне нужно написать стихотворение, а я не могу найти тему, то иногда просто смотрю на красивую фотографию природы, и это очень вдохновляет. 

- Вы счастливый человек?

- Да, конечно! Впрочем, этот вопрос очень сложный, философский. Я бы назвал себя счастливым человеком, но стремящимся к большему счастью. Как к слову «поэт» должно быть какое-то прилагательное, так же в прилагательном нуждается и счастье. 

То, что на земле называется духовным, вечным счастьем, я понимаю, что все его составляющие у меня есть. Есть любимое дело – преподавание на богословских курсах, служение на приходе. Есть люди, которым я нужен для проповеди, утешения, помощи. Я чувствую, что я им нужен. Есть люди, которые меня любят и мне очень дороги. Слава Богу, есть здоровье. Есть прекрасный храм, где я служу. Я очень люблю казахстанцев, среди которых живу, у меня есть очень хорошие близкие друзья. Все то, что нужно для счастья, у меня есть. 

Я счастлив, но есть вещи вокруг меня и внутри меня, которые моему счастью мешают. Поэтому сейчас мое счастье абсолютным, полноценным не назовешь. Я пока на пути к полному счастью. В какой-то мере оно есть, но его нужно очистить от примесей.