Алма-Ата и Алматы. Вопросы о важном

Только теперь я осознала масштаб открытия – я про найденную могилу Калмыкова. 

Мне ж, наивной, казалось, что Калмыков – он только наш, наша гордость и наша городская легенда. А он гораздо выше, больше, масштабнее!

После нашего выступления на пресс-конференции посыпались письма, сообщения, телефонные звонки – звонили коллеги-журналисты, искусствоведы, краеведы и просто поклонники творчества Калмыкова. Звонили с разных городов Казахстана, из Оренбурга, Санкт-Петербурга, Москвы – это те российские города, где остался творческий след художника. Радовались, благодарили. И задавали вопросы.  Вопросы были разные.  

Но был самый главный вопрос. И я очень хочу на него ответить – а чем докажете, что могила действительно Калмыкова? А не кого-то другого? Вы ж не делали генетическую экспертизу!

Не делали. И делать не будем. Потому что это невозможно. Прямых потомков у него не было, а потомков по линии братьев-сестер мы не знаем. И к тому же нет необходимости - мы уверены, что Калмыков похоронен именно здесь. 

Во-первых, есть живой свидетель. И очень хороший свидетель - Олег Иванович Федоров. С крепкой и цепкой памятью, по образованию и складу ума – технарь, долгое время был заместителем директора завода «Электрон». Могилу Сергея Ивановича ему показывал отец.  Родители Олега Ивановича - Иван Петрович и Елена Александровна были художниками (отец некоторое время был даже директором Алма-Атинского художественного училища им. Гоголя), знали Калмыкова, дружили с другими видными художниками – Абрамом Черкасским, Павлом Зальцманом. Елена Александровна Федорова (Антипенко) умерла 25 января, а Калмыков – 27 апреля 1967- го года. Этим и объясняется «соседство» их могил. И каждый раз, когда Федоровы навещали могилу Елены Александровны, они заходили потом и на могилу Калмыкова – тропа шла мимо. Потому-то Олег и запомнил так хорошо это место. 

«А почему он не рассказывал раньше?» 

Рассказывал! Точнее, пытался – обращался в театр, в музей, в разные редакции. Как -то раз звонил на телевидение – сразу после программы про Калмыкова. Там шло обсуждение на тему «художника все забыли, могила утеряна». Дозвонился. Сообщил, что знает, где могила. Сказали – «о, круто, мы вам перезвоним». И все. Не перезвонили. Никому не было дела. Да, так бывает, если нарвешься на равнодушных людей. Или на тех, кто просто не знаком с самой проблемой и не понимает ее важности. Ведь каким бы странным нам это ни казалось, вполне возможно, что многим людям фамилия Калмыков ни о чем не говорит. Я верю в это, потому что сама столкнулась с этой же проблемой. Акимат же мне отказал в помощи. Я распсиховалась поначалу, а потом поняла – это не значит, что акимату не нужен Калмыков. Просто мое заявление попало в руки человека, для которого эта фамилия – звук пустой. 

Во-вторых, есть книга регистрации умерших. А это уже документ. И там – в этом самом документе – есть и фамилия самого Калмыкова, есть и другие сведения о нем – адрес, время смерти, диагноз. 

И есть в этой книге фамилии тех, кто умер примерно в это же самое время и был похоронен на этом же кладбище. Если у кого-то есть сомнения – всегда может повторить наш путь: пойти в архив, взять эту книгу, переписать себе пару страниц за 27-30 апреля (Калмыков умер 27 апреля, а хоронили его, как потом выяснилось, 28-го) и потом с этим списком пройтись по кладбищенским рядам. Там на могильных памятниках он найдет почти все фамилии из этого списка. Правда, займет это все не один час. И не один день. И даже не одну неделю. Но это возможно, мы ж сделали… Теперь все эти фамилии с кладбищенских памятников мне не забыть никогда, видимо, - Кердод, Кузнецов, Спивак, Шихитова, Харсун… И еще фамилий 60-70 тех, кто умер в эти три- четыре дня. На всякий случай надо было проверить все. 

А некоторые вообще утверждают, что могилы Калмыкова нет – он, мол, умер в больнице и у него не было родственников, и потому его тело отдали в анатомический музей. Я даже не знаю, как и опровергать. Это какая -то несусветная глупость. Неужели кто-то на полном серьезе считает, что всех тех, кто умер в больнице и чьих родственников не нашли, отправляют в анатомический музей?.. Нет, не отправляют.  На каждом кладбище есть могилы просто с номерами – там хоронят тех, кого не смогли опознать и чьих родственников не смогли найти.

А Калмыков был человеком известным. Хоть и одиноким, хоть и пенсионером.

И хоронили его коллеги. Я в этом уверена. Потому что в этой книге есть информация о человеке, который забрал тело из морга для похорон.

И это очень важное:

В-третьих. Этим человеком была коллега Калмыкова по театру оперы и балета Валентина Васильевна Захарова. В книге указан ее адрес – тоже третий микрорайон, как и у Сергея Ивановича, и дом рядом с калмыковским. Мы туда ходили, когда собирали информацию. Поговорили с соседями. Они рассказали, что дома эти были построены в 1964 году, то время это была необжитая юго-западная окраина Алма-Аты. Некоторые из них помнили и Захарову, и Калмыкова. 

Соседка художника Зинаида Ивановна Стародубцева 15-летней школьницей впервые увидела его во дворе дома. 

«Прежде всего – он был одет не так, как другие. На нем был длиннополый халат из бархата или плюша, такими же были широкие брюки. А на боку – висела квадратной формы плоская сумка на широкой лямке. На голове была шапочка вроде тюбетейки, но донышко было не островерхим, а плоским. Я обратила внимание на яркий цвет одежды – синий халат и брюки, а сумка – красного цвета. Все было расписано орнаментами…, сшито собственноручно, а на некоторых деталях костюма были даже стежки через край! Еще бросалась в глаза его старческая сутулость, ведь он был и оставался высоким человеком. Седые волнистые волосы, спускавшиеся на плечи, не поддавались уходу. Лицо его было неподвижным, и каким-то отчужденным. Казалось, он шел машинально и не замечал ни дороги, ни тех, кто шел навстречу… Меня поразила его угрюмость: крючковатый нос, густые брови, сдвинутые на переносице, делали его похожим на колдуна… Несколько раз я видела, как к нему относились простые люди – продавцы в магазине. Он покупал немного и почти всегда одно и то же, да и выбор был небогат. Но женщины старались предложить ему самые свежие продукты. Мне кажется, не очень-то он обращал на это внимание, был иногда даже безразличен, но они старались, и это было заметно… Жил он одиноко, отстраненно от окружающих и мало с кем общался», - рассказала она. 

А про Захарову нам рассказали соседи по подъезду, уже бывшие: Валентина Васильевна умерла в 2000 году, сын продал квартиру и уехал…  

Они же нам дали контакты ее пасынка – Леонида Альтмана, который по состоянию здоровья живет сейчас в доме престарелых: он инвалид, ходит на костылях... Мы к нему съездили, поговорили и он нам многое рассказал. В частности: он хорошо помнит Калмыкова, они жили в одном бараке, который пышно именовался «театральный дом», а по сути – это был одноэтажный многоквартирный дом. Их комнаты (а у Захаровых было две комнаты – в одной жили родители, в другой дети) были напротив комнаты Калмыкова.  С Калмыковым Валентина Васильевна была в хороших, почти дружеских отношениях. «Почти» - потому, что человек он был замкнутый, и все свое свободное время отдавал творчеству. Валентина понимала масштаб его таланта, уважала его и… жалела по-человечески. Потому всегда подкармливала. Даже когда бараки пошли под снос, а всех жильцов переселили в третий микрорайон. Сергей Иванович тогда уже ушел из театра – попросился на пенсию, но жили они в соседних домах, и она все равно носила ему горячую еду. Он сам мог вообще забыть поесть, его интересовало только творчество.  

И еще Альтман вспомнил такой любопытный факт: Валентина Васильевна после похорон Калмыкова даже подписала документ, что не претендует на картины, квартиру и прочее, оставшееся от Сергея Ивановича. Ну, а дальше мы знаем: поскольку родственники художника не нашлись, все отошло государству. 

От Альтмана мы узнали, что у Валентины Васильевны есть сестра – Ольга Васильевна Джанаева. Отыскали ее телефон, связались, напросились в гости. 

Теплая, дружеская атмосфера, доброжелаетельная хозяйка, чай с пирогами – нас встречали как близких людей. Ольга Васильевна достала немногочисленные семейные фото – говорит, все домашние архивы раздала детям – пусть и у них будет память о близких.  

Коротко рассказала свою семейную историю. У Ольги и Валентины – один отец, а мамы разные. Сестры встретились и познакомились, когда Ольга была подростком, а Валентина – уже взрослым человеком. У них большая разница в возрасте. Но это не помешало им стать по-настоящему родными и близкими. Ольга не раз была в театре, где Валентина работала, и там же работал их отец – Василий Григорьевич. На фотографиях – папа, Валентина, и Василий Григорьевич с мамой Ольги Васильевны. 

«Очень хорошо помню папин рабочий график. Мы рано утром шли с ним на радио. Папа там пел гимн, когда начинался утренний эфир – в 6 утра. Пел вживую. Тогда еще весь эфир был «живым», даже гимн исполняли сразу перед микрофонами… Потом мы с папой шли в Казанский собор – папа там пел в церковном хоре. А после службы ехали в оперный театр на репетицию. У папы был очень хороший голос, Валя унаследовала этот его талант. Папа работал и в филармонии – тоже пел. В память о папе мне остался крест, он был верующим человеком. Позже он вообще ушел из театра и стал священником в Казанской церкви, - вспоминала Ольга Васильевна. 

«Валентина Захарова - артистка хора, сотрудница профкома (впоследствии – ветеран сцены) ГАТОБ В.В. Захарова (1924-2000), жила по соседству с Калымковым в доме № 12. Ранее семья Захаровой жила в одном доме («театральном») с Калмыковым на улице Шевченко. Отец Захаровой – Василий Григорьевич (1900-1955) окончил Пензенскую духовную семинарию, был протодьяконом, обладал мощным и красивым басом. После Великой Отечественной войны (на фронте был командиром артиллерийского орудия, получил 13 ранений) В.Г. Захаров пел на сцене ГАТОБ, на радио и в храме Казанской Божьей Матери в Мало-Алма-Атинской станице. По воспоминаниям сестры Валентины Васильевны – Ольги Васильевны Джанаевой, Захарова сочувствовала и старалась помогать Калмыкову, приносила ему горячую пищу, которой он не видел месяцами», - из научной публикации, которую подготовили мы для конференции в академии Штиглица (Санкт-Петербург). 

Мы – это группа энтузиастов, занимающаяся поисками могилы Калмыкова: некрополист Георгий Алексеевич Афонин, фотограф Анна Дегтярева и я. 

Статья эта была написана специально для международной научно-практической конференции, которая состоялась в сентябре в Санкт-Петербургской художественно-промышленной Академии им. А.Л. Штиглица.

Поясню. 

Санкт-Петербургская государственная художественно-промышленная академия имени А. Л. Штиглица или просто Академия Штиглица – это очень авторитетное учебное заведение, одно из старейших российских, которое готовит специалистов в сфере изобразительного, декоративно-прикладного искусства и дизайна. Основано было аж в 1876 году. Средства на него пожертвовал барон Александр Штиглиц – очень любопытная персона, уникальная личность. Финансист, банкир, предприниматель, меценат и благотворитель. Баснословно богатый человек, который тратил миллионы на развитие науки и образования в стране.  А главным его делом, благодаря которому имя барона Штиглица известно до сих пор, стало Центральное училище технического рисования, основанное им на собственные деньги. 

Я когда-то училась в Питере (он тогда был Ленинградом) и конечно, много раз была в Соляном переулке, 13, где в те годы располагалась знаменитая «Муха». Академию после революции переформировали в Ленинградское высшее художественно-промышленное училище и присвоили имя скульптора Веры Игнатьевны Мухиной. Но имя мецената-основателя не забывалось даже в советские времена. Знакомые студенты-«мухинцы» говорили: «Штиглиц – наш отец, а Мухина – мать». И мне очень нравилось само здание училища. Оно было спроектировано и построено 1878 - 1881 годах академиком архитектуры Александром Ивановичем Кракау.  Солидное и очень красивое здание… 

Так вот. Академия ведет большую научно-исследовательскую работу, тут ежегодно проходят мероприятия и конференции по историческому наследию, к которому относятся художественные произведения, события, имена. Привлекают к участию и исследователей из других стран, конечно, если тема их работ относится к художественному профилю. «Наш Калмыков» очень вписывается в научную деятельность академии: он известный художник, который с конца 1910 года по 1926 год жил в Санкт-Петербурге. Его имя связано с именами художников М. В. Добужинского и К. C. Петрова-Водкина. Так наша статья и оказалась в сборнике научных работ конференции. Чем я, несомненно, горжусь – это первая по-настоящему научная публикация в моей жизни. 

Но возвращаюсь.  

Чтобы ответить на вот такой вопрос, точнее – утверждение: «Вы не могли найти могилу. Потому что никто раньше ее не нашел, хотя искали!» 

Ну что на это сказать… Мы бы тоже не нашли, если бы не знали, ЧТО и ГДЕ искать. Место нам показали, нам оставалось только найти доказательства. И мы их нашли. 

И еще такой момент. В книге регистрации умерших есть, как и в любом архивном документе, специальный кармашек. А в нем – формуляр, где указываются фамилии тех, кто этот документ брал. И таким образом можно отследить интерес со стороны исследователей к этому конкретному документу. Так вот – в формуляре на книге умерших за 1967 год две фамилии. То есть с 1967 года по нынешний день эту книгу брали только два человека. Первый человек брал книгу где-то в 1970-х (точнее не помню, но все это можно посмотреть), второй была я, и было это в 2022 году. 

И все. Больше никто не брал, и никто не интересовался…